Эрнест Сетон-Томпсон - Маленькие дикари [Издание 1923 г.]

Их ноги в мокассинах совершенно не стучали, их проницательные взоры впивались в каждый листок огромных деревьев, по крайней мере, так говорится в записной книжке Яна. Хотя они шли почти бесшумно, но испугали маленького ястреба, который вспорхнул с пихты, или «огненного дерева», как мальчики прозвали ее с тех пор, как узнали ее удивительные свойства.

Они пустили в него три стрелы, но безуспешно.

Ян взглянул на дерево и воскликнул:

— Гнездо!

— По-моему, это ведьмина метла, — сказал Гай.

— Ничуть не бывало! — ответил Ян. — Мы не отсюда ли согнали ястреба?

Пихта, или «огненное дерево» и «ведьмина метла».

Он лазил лучше всех троих. Сбросив головной убор, оружие, куртку и брюки, он полез на пихту, не обращая внимания на смолу, которая выступала блестящими капельками из коры.

Не успел он добраться до нижних веток, как в сердечке Гая зародился коварный замысел.

— Давай, сыграем с ним штуку и удерем!

Сам согласился. Они набили куртку и брюки Яна листьями и хворостом, насадили на палку головной убор, пронзили это чучело в грудь одною из собственных стрел Яна, повалили его на землю, а сами убежали.

Тем временем Ян добрался до верхушки дерева и нашел, что мнимое гнездо представляет не что иное, как нарост, который так часто встречается на пихтах и известен под названием «ведьминой метлы». Он стал звать товарищей, но, не получая ответа, спустился вниз. В первую минуту вид чучела рассмешил его, но затем он досмотрелся, что его куртка порвана, и стрела сломана. Он стал звать своих спутников, но тщетно: они не подавали признаков жизни. Он пошел искать их, но они, по-видимому, прятались от него. Убедившись, что они его позорно покинули, Ян вернулся на бивуак в дурном расположении духа. Там их тоже не было. Он посидел немного у огня, а затем, по свойственному ему трудолюбию, скинул куртку и пошел работать на плотину.

Он сосредоточенно работал и не заметил возвращения беглецов, пока не услышал, как кто-то сказал:

— А это что такое?

Оглянувшись, он увидел, как Сам перелистывал его собственную записную книжку, а затем принялся читать вслух:

«Пустельга, бесстрашная хохлатая птичка,Ты…»

Ян подскочил и вырвал у него книжку из рук.

— Я уверен, что там рифма «певичка», — сказал Сам.

Ян побагровел от стыда и гнева. У него была поэтическая жилка, но он с болезненным самолюбием скрывал от всех свои произведения. Происшествие с пустельгой во время их длинной вечерней прогулки произвело на него большое впечатление. Он уж не раз восхищался нападениями этой храброй птички на ястребов и воронов и на этот раз решил воспеть ее подвиг в стихах. Ян не мог допустить, чтобы другие смеялись над его искренними чувствами. Гай, державший сторону Сама, тоже вмешался в разговор.

Он сказал безразличным тоном, как будто сообщал какую-то незначительную новость:

— Говорят, что сегодня в лесу убили бесстрашного хохлатого индейца.

После утреннего происшествия Ян не расположен был шутить. Он не без основания приписывал всю вину Гаю и, сердито обратившись к нему, сказал:

— Замолчи ты, негодный мальчишка!

— Я с тобой не разговариваю, — с усмешкой ответил Гай и пошел за Самом в типи.

Оттуда некоторое время слышались сдержанные голоса. Ян вернулся на плотину и стал замазывать трещины на ней. В типи раздавался смех. Затем Гай вышел один, принял театральную позу и начал декламировать, обращаясь к дереву над головою Яна:

«Пустельга, бесстрашная хохлатая птичка,Ты ведь у нас знаменитая певичка…»

Под рукою была грязь, и Ян запустил в Гая большой комок, который забрызгал его с головы до ног. Гай со смехом убежал в типи.

— Тебе аплодируют! — послышался голос Сама. — Выйди и поклонись, а мне ты скажешь, когда начнут вызывать автора.

Они принялись хохотать еще больше. Ян окончательно потерял самообладание. Он схватил большую палку и кинулся в типи, но Сам поднял покрышку с противоположной стороны и выскочил. Гай пытался удрать таким же способом, однако Ян схватил его.

— Я ничего не делал, — оправдывался Гай.

В ответ посыпались удары палкой, от которых он весь корчился.

— Пусти меня, болван! Я тебе ничего не сделал. Пусти меня! Сам! Сам! Са-а-м!

— Не мешай мне! — крикнул Сам за шатром. — Я пишу стихи, это очень интересное занятие. Ян, по доброте своей, только немножко поучит тебя.

Гай кричал и плакал.

— Получишь еще, если будешь голосить, — сказал Ян и пошел к Саму, который опять держал его записную книжку и, видимо, что-то писал в ней.

Увидев Яна, Сам встал, прокашлялся и начал:

«Пустельга, бесстрашная хохлатая…»

Он не кончил, так как Ян с силою ударил его в зубы. Сам отскочил на несколько шагов. Ян схватил большой камень.

— Не бросай! — серьезно сказал Сам.

Ян прицелился и со всей силы запустил камень. Сам увернулся, но затем кинулся на Яна… Они схватились в рукопашную. Гай, желая отомстить за себя, стал помогать Саму, за что получил несколько незначительных ударов.

Сам был плотнее и сильнее Яна, но Ян очень поправился с тех пор, как поселится в Сенгере. При всей своей худобе он был крепким, а в школе научился приемам борьбы, которые стары, как мир. К тому же ярость удваивала его силы, и не успел он сцепиться с противником, как стал одолевать. Сам полетел на землю вверх ногами. Сильный удар по носу заставил Гая убежать с плачем. Увидев, что Сам поднялся, Ян опять кинулся на него, как дикий зверь. Через минуту большой мальчик был сброшен с берега в пруд.

— Смотри, как бы я не устроил, чтобы тебя отослали отсюда! — кричал раздосадованный Сам. Я скажу папе, что ты мешаешь работать.

У него глаза были полны воды, а у Гая полны слез. Они оба не заметили постороннего наблюдателя, но Ян его видел. Шагах в двадцати оттуда стоял Вильям Рафтен, бывший свидетелем всей этой сцены. На лице его выражался не гнев, а глубокая печаль и разочарование. И не из-за того, что они поссорились, — нет, он достаточно знал свойственные мальчикам черты, чтобы не придавать этому значения, — а потому что его сын, большой и сильный, да еще поддерживаемый другим мальчиком, в открытой борьбе был побит тощим, полубольным товарищем.

Это была самая горькая пилюля, которую ему когда-либо случалось проглотить. Он молча повернулся и ушел, а о виденном даже не упоминал.

Шагах в двадцати стоял Рафтен.

XV

Маленькая примирительница

Вечером мальчики избегали друг друга. Ян почти ничего не ел и на заботливые расспросы м-сис Рафтен отвечал, что ему нездоровится. После ужина все остались сидеть за столом. Мужчины молчали, так как их клонило ко сну. Ян и Сам дулись. Ян мысленно представлял себе, что Сам даст пристрастное показание, а Гай поддержит его. Вдобавок и Рафтен тоже видел запальчивость Яна.

Настал теперь конец веселым дням в Сенгере. Ян чувствовал себя, как преступник, ожидающий приговора. Из всех присутствующих оживлена была только маленькая Минни, которой недавно исполнилось три года. Она болтала безумолку. Как все дети, она очень любила говорить «секреты». Ей очень правилось кивнуть кому-нибудь, приложив свой розовый пальчик к розовым губкам, а затем, когда к ней нагнутся, шепнуть на ухо: «не говори никому». Только и всего. Так она представляла себе «секрет».

Минни сидела на коленях у брата, и они о чем-то шушукались. Потом она слезла и подошла к Яну. Он приласкал ее с особенной нежностью, так как ему казалось, что теперь только она одна его любит. Она нагнула ему голову, обвила, своими пухленькими ручонками его шею и шепнула:

— Не говори никому!

Затем она отбежала, многозначительно придерживая пальчик у ротика. Что это значило? Послал ли ее Сам, или же это была просто ее обычная игра? Как бы то ни было, она внесла теплую струю в сердце Яна. Он подозвал к себе малютку и, целуя ее, шепнул:

— Нет, Минни, я никому не скажу.

Он почувствовал, что был неправ. Он считал Сама добрым мальчиком, очень любил его и хотел бы помириться с ним. Но нет! Сам грозил выгнать его, значит ему неудобно просить прощения. Нужно, следовательно, подождать и посмотреть.

В течение вечера Ян не раз встречался с м-ром Рафтеном, но побеседовать им не пришлось. Ночью он почти не спал и поднялся чуть свет. Ему хотелось отвести душу и поговорить с м-ром Рафтеном наедине. Однако Рафтен был непроницаем. За завтраком Сам держался непринужденно со всеми, кроме Яна. У него губа распухла, и он объяснял это тем, «что дрался с мальчиками».

После завтрака Рафтен сказал:

— Ян, я хочу, чтоб ты поехал со мной в школу.